Трудности допроса

Минздрав республики и станция скорой помощи предоставили в Ленинский суд результаты служебной проверки бригады «Скорой помощи», которая была проведена после смерти Владимира Цкаева.

На очередном судебном заседании судья Олег Ачеев зачитал приказ о дисциплинарном взыскании врача «скорой» Фузы Цагараевой, которая «нарушила правила заполнения медицинской документации, а также не известила старшего врача станции о случившемся».

После этого судья приступил к допросу свидетелей. К кафедре по одному вызывали пятерых человек, которые так или иначе сыграли свою роль в судьбе Владимира Цкаева. Среди них две медсестры и трое полицейских.

Цкаев был в сознании, но «неясном»

Медсестра Инга Бадоева дежурила в ночь поступления Владимира Цкаева в приемном отделении РКБ как медицинский регистратор. Она встретила бригаду «Скорой помощи» и тут же позвала врачей. Описывая состояние Цкаева, она сказала, что «он не был в ясном сознании, но в сознании был». Эта фраза сразу вызвала недоумение и у гособвинителей, и у защиты.
 

Прокурор попросила объяснить, из чего медсестра седлала вывод, что поступивший больной был в сознании. Бадоева ответила, что у него были открыты глаза, но при этом он ни на что не реагировал. Вдова Цкаева спросила, моргал ли он или смотрел не подвижно.

«Нет, вы знаете, взгляд все-таки был застывшим», — ответила свидетель.

Адвокат Земфиры Цкаевой Анжелика Сикоева поинтересовалась у медсестры, знает ли она, «что в состоянии агонии у человека могут открыться глаза», на что женщина ответила, что знает.

По словам свидетеля, в таком состоянии Цкаев пробыл недолго. Как только его завезли в процедурный кабинет, чтобы померить давление и взять кровь, ему резко стало хуже и «он потерял сознание». После этого дежурный нейрохирург Сона Тувакова сразу направила Цкаева в реанимацию, не успев оказать ему никакой помощи. Из повреждений Бадоева заметила ссадину на подбородке, которую никто из ранее допрошенных свидетелей не видел, и травмы на руках.

После этого по указанию того же нейрохирурга свидетель приступила к заполнению истории болезни Цкаева и двух журналов – криминального и госпитализации.

На вопрос, почему потребовалось регистрировать больного в «криминальном журнале», Бадоева ответила, что это было сделано по требованию Туваковой, которая аргументировала это тем, что «Цкаев был доставлен из райотдела с неизвестными обстоятельствами». Эти показания в корне расходятся со словами самой Туваковой, которая была допрошена в суде 1 апреля. Тогда врач заявила, что запись в «криминальный журнал» была внесена поскольку «Цкаева доставили с улицы, что уже является достаточным основанием для того, чтобы зарегистрировать его в этом журнале».

Между тем, сторону защиты больше интересовал журнал госпитализации, в котором, по словам сестры Владимира Цкаева Ирины Демуровой, соответствующая запись не была внесена даже спустя много времени после смерти ее брата.

«Как вы объясните то, что 1 ноября в 12:00, когда Цкаев уже давно был мертв, записи о его госпитализации еще не было?», — спросила она свидетеля. Демурова утверждала, что приходила в указанное время в приемную и проверяла журнал. По ее словам, запись в нем появилась только вечером того же дня, когда она снова приехала в РКБ.

На что свидетель уверяла: «я не могла уйти со смены, не дописав документацию».
 

После этого адвокат Земфиры Цкаевой Анжелика Сикоева ходатайствовала истребовать в РКБ журналы, чтобы сверить их и узнать, заполнял ли их один человек или несколько людей. Также она попросила суд запросить в МВД информацию о том, когда поступил звонок из РКБ в службу 02, который должен был известить о поступлении больного с травмами, и кто из сотрудников приезжал за выпиской из «криминального журнала» в больницу.
 

Судья попросил адвоката объяснить, как ее ходатайства связаны с предъявленным обвинением подсудимым.

«В медкарте не было установлено точное время смерти. Этот вопрос выясняется только из показаний свидетелей, а документального медицинского свидетельства у нас нет. При этом в показаниях свидетелей усматривают не состыковки. Кроме того, нам неясно, кто приезжал за выпиской и почему информация, о том, что поступил такой больной была скрыта, кем она была скрыта и для чего. У меня объективные подозрения о том, что никто из сотрудников службы 02 в больницу не приезжал. А выписку получили либо сами обвиняемые, либо те, кто им помогал с целью сокрытия этой информации от родственников», — ответила Сикоева.

Судья Олег Ачеев удовлетворил ходатайства, но попросил адвоката оформить их в письменном виде.

Слышу стон, да не знаю, где он

Оперуполномоченный отдела угрозыска Игорь Алборов, как и его коллега Игорь Маргиев, допрошенный ранее, в тот день чувствовал себя плохо. Он рассказал в деталях, как перед выходом на работу он выпил терафлю с антибиотиками и отправился в отдел. Из-за плохого самочувствия он заступил на дежурство не в своем кабинете, который располагался в правом крыле, где допрашивали Цкаева, а в противоположном.  Коллеги любезно предложили ему поработать в теплом помещении с диваном и другими удобствами, которых не было в кабинете Алборова. По его словам, он весь день занимался своими делами, подшивал документы, выходил в магазин за лимоном. На этом лимит его памяти был исчерпан, поскольку не смог вспомнить ничего об обстоятельствах задержания Цкаева и его смерти. Самого задержанного он не видел. Шумов и криков он в этот день тоже не слышал.

По ответам свидетеля складывалось впечатление, будто его вообще там не было. Однако слаженный ход его «не помню и не видел» прервала Земфира Цкаева. Она напомнила ему личную встречу, которую организовала спустя сорок дней после похорон Владимира Цкаева их общая знакомая — родственница Земфиры. В тот день, как утверждает вдова, Алборов признался, что слышал, как в коридоре раздавались стоны и крики от боли – это был Владимир Цкаев. Тут же свидетель вспомнил, что слышал что-то подобное и уточнил, что не говорил Земфире, откуда доносились эти звуки.

«Я сказал только то, что слышал какие-то крики, может стоны, а откуда именно, из какого кабинета, не говорил. Я не пояснял, что это Цкаев кричал», — опроверг слова Цкаевой Алборов, а после этого заявил, что она ему угрожала.

«Она (Цкаева – k.tv) поставила мне ультиматум, что если я не расскажу, что я слышал и видел, то она меня посадит. Дала мне время подумать — один день», — неожиданно сказал он.

— Я вас чем-то запугивала? — спросила Земфира.

— Вы сказали, что если я не расскажу, то сяду с другими на общих основаниях.

— И вы этого испугались? — удивленно спросила Сикоева.

— Нет, что мне пугаться каких-то слов, — заключил полицейский.

У Цкаева было нулевое давление

Следующим к допросу пригласили постовую медсестру реанимации РКБ Светлану Елоеву, показания которой в корне разошлись со словами врачей, уже допрошенных ранее в качестве свидетелей зале суда. По словам медсестры, в реанимации Цкаев лежал на приставной койке и его охраняли двое молодых парней, которые периодически заглядывали в его палату.  Между тем врачи Людмила Маргиева, Светлана Карданова и Сона Тувакова полностью исключали возможность присутствия в реанимации посторонних людей.

Других подробностей той злополучной ночи она вспомнить не смогла. Медсестра объясняла это тем, что Цкаев не был закреплен за ней, им занимался медбрат Роман Верещагин. Прокурор ходатайствовал об оглашении показаний свидетеля, данных на стадии следствия, и задал последний вопрос.

«Следователю вы давали правдивые показания?», — спросила гособвинитель. Свидетель ответила утвердительно.

Судья Олег Ачеев уже собирался зачитать прежние показания свидетеля, как один из обвиняемых Азамат Цугкиев возмущенно обратился к нему с просьбой сделать замечание сидящим справа от обвиняемых слушателям.

«На протяжении скольких часов мы слышим из этого ряда комментарии. Пусть они или умолкнут, или пусть выйдут тогда», — сказал экс-полицейский.

Многие удивились этому заявлению, так как в противовес словам подсудимого наблюдали тишину. Одна из женщин, сидящих в том ряду, куда указывал Цугкиев, возразила, сказав, что все молчали. Тоже самое подтвердил и судебный пристав, однако судья все же сделал замечание и приступил к оглашению протокола опроса Елоевой:

«В ту ночь дежурили я, Алана Пагиева, Нина Дьяконова, Роман Верещагин и Хетаг Кочиев. Дежурными врачами были Людмила Маргиева и Светлана Карданова. Вела Цкаева Маргиева. Когда подняли Цкаева, все дежурившие постовые медсестра и медбратья проводили все необходимые мероприятия. Я не могу сейчас вспомнить, чем занимался каждый из дежуривших, но Цкаеву нами были проведены следующие мероприятия, а именно: поставили внутривенный катетер, мочевой катетер, назогастральный катетер, померили давление – оно было нулевое. Набрали образцы для биохимии и образцы крови на общий анализ. После проведенных мероприятий я пошла на свой пост. Я работала на четвертом посту. У меня было трое больных. Цкаева могу описать таким образом: на ногах были обуты черные ботинки большого размера, другую одежду уже не могу вспомнить. При поступлении на его запястьях были явные следы от наручников, а также под глазами были хорошо заметные синяки.  Других видимых повреждений я на нем не заметила. Кроме того, возле его палаты находились двое молодых парней. Я не знаю, кто это были, и каким образом они оказались в реанимационном отделении. Внешне их тоже не могу описать, поскольку не помню. Ни о чем они со мной не разговаривали и не спрашивали. В ту ночь большую часть времени с Цкаевым провел Роман Верещагин – это был его пост. Утром я увидела, что с Цкаевым врачи проводили реанимационные мероприятия, которые не принесли результата, и он скончался. На поставленный следователем вопрос, могу показать, что при мне Цкаев не пытался приподняться. Я не видела, чтобы он вообще двигался, при мне его руки никто не привязывал. Свои показания готова подтвердить на полиграфе».

Медсестра подтвердила свои показания. Цкаеву волновал вопрос — зачем ставить многочисленные катетеры, бесполезные при нулевом давлении, когда пациент практически мертв. В таком состоянии Цкаеву нужно было проводить реанимационные мероприятия, убеждала медсестру вдова.

Цкаева: зачем ему нужно делать эти фиктивные мероприятия?.. Какова была частота его дыхательных движений?

Елоева: я не помню, сколько лет уже прошло.

Ц: какая частота может быть при нулевом давлении, он разве дышит?

Е: нет.

Ц: сердцебиение может быть при нулевом давлении?

Е: может быть.

Ц: а что заставляет двигать сердечную мышцу при нулевом давлении, скажите мне как медик медику.

Вместо ответа было слышно лишь нервное постукивание пальцев свидетеля по кафедре. Спустя некоторое время медсестра ответила на изначальный вопрос.

Е: возможно давление упало уже после того, как ему поставили катетеры, иначе мы бы просто не смогли найти вены. Мы сделали то, что положено медсестрам, дальше без ведома врача мы не вправе что-либо предпринимать по отношению к больному. Все, что мы делали – делали по указанию врача.

Цкаева обратила внимание суда на то, что реаниматолог Маргиева, судя по специальному журналу, где вносятся заметки о назначениях больному, подходила к нему всего два раза в два часа ночи и семь утра. Свидетель отметила, что врач не должна была отходить от такого «тяжелого больного» до тех пор, пока он не стабилизируется.

«А почему она не находилась рядом с ним?», — спросил судья. Медсестра ответила, что не знает. Дальше ничего из обстоятельств смерти Цкаева свидетель вспомнить не могла.

Форс-мажор

Следующим к кафедре пригласили старшего оперуполномоченного по особо важным делам МВД Северной Осетии Ираклия Бестаева. Он был в числе тех, кто доставил Цкаева из дома в Иристонский отдел. Это все, что успели узнать присутствующие в суде, потому что неожиданно в начале допроса самочувствие свидетеля резко ухудшилось, и он попросил у судьи разрешения выйти ненадолго из зала заседаний, чтобы прийти в себя. Отойдя от стойки, ему стало хуже, Бестаев побледнел, а ноги подкосились. Судебные приставы успели подхватить его и посадить на стул, затем вывели наружу, где ему стало лучше. «Скорую помощь», которую уже успели вызвать, позже отменили. Судья не стал продолжать процесс и перенес допрос до 12 апреля.

Алена Хачирова